Два надгробия стояли рядом — высокие, серые, холодные. Два аккуратно выбитых имени немного обветрило от времени. Неудивительно, ведь прошло уже около двадцати лет. Шисуи спокойно смотрел на них, пытаясь вспомнить, какими они были при жизни, пытаясь представить, какими они могли стать сейчас, но сердце ни разу не екнуло. Время действительно умеет залечивать раны.

Двадцать лет назад их родители погибли в страшной аварии, унесший жизни более сотни людей – междугородний поезд сошел с рельс, прямо над обрывом. Новость очень долго обсуждали в прессе, следователи пытались найти виновных, искали очевидцев, но все доказательства указывали лишь на то, что это был несчастный случай.

Некоторое время спустя все стихло, словно ничего и не было. Шисуи тоже хотелось забыть об этом дне, но он продолжал смотреть на старые снимки, аккуратно обернутые черной лентой, и постепенно мир вокруг ребенка превратился в такое же лишенное яркости серое полотно. Ему тогда исполнилось всего девять.

Обито после смерти родителей пришлось вести напряженные переговоры с органами опеки. Других близких родственников у них не было, и им чрезвычайно повезло, что Обито, недавно справивший совершеннолетие, уже мог нести ответственность за малолетнего брата. Однако этого было мало: требовался стабильный доход на содержание ребенка, и главное – свободное время для его воспитания. В таком случае ему бы пришлось бросить обучение. Он старался изо всех сил, разрываясь между университетом, работой и домом, но все старания пошли бы прахом, если бы не вмешательство его куратора из прокуратуры, Намикадзе–сенсея. В органах опеки согласились дать им шанс и не отправлять Шисуи в детский дом.

Шисуи в то время был еще слишком мал, чтобы знать, с какими тяжелыми последствиями им пришлось столкнуться. Никто не интересовался его мнением и не испрашивал согласия. Все, что осталось от детских воспоминаний, – это опустевший дом и наполненное школьными обязанностями пространство за ним.

Шисуи занимал свое одиночество любопытством – он много читал, от классики до современной литературы, иногда посещал разные кружки, и в конце концов, остановившись на дзюдо, участвовал в соревнованиях. В каждое избранное дело он вкладывался по полной, пытаясь достичь некой цели, которой пока не придумал названия.

Школьная библиотека обычно работала допоздна и, пока одноклассники собирались по домам, он шел в обратном направлении, словно против течения. А какой смысл возвращаться домой, если нии–сан все равно придет поздно вечером?

Преподаватели всегда ставили его в пример другим детям: девчонкам нравились его спокойствие и серьезность, мальчики остерегались задирать – здоровье было дороже. Он просто старался делать все правильно, чтобы родители могли им гордиться, но никак не мог найти то, чего хотел.
Будто муха, которая целеустремленно стучится об стекло в поисках выхода, но не может его найти, и продолжает стучаться все сильнее и сильнее.

Он не искал друзей. Он не знал, что с ними делать. А Обито не знал, что делать с ним.

...
Но однажды кое-что изменилось. На выходных, когда Шисуи, расположившись на диване, готовился к контрольным тестам, зазвонил телефон, и приятный женский голос спросил Обито.

– Нии–сана сейчас нет дома, – привычно ответил Шисуи, запоздало сообразив, что можно было и не отвлекаться на телефон. Автоответчик бы справился не хуже него.

– Ты ведь... его брат, верно? Шисуи? – голос был мягким и добрым. Он напомнил другой голос, похороненный в стенках сознания, словно в гробнице.

– Да, – слово слетело с его губ быстрее, чем разум напомнил, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми. Обито постоянно твердил, чтобы звонивший оставлял координаты, и он сам перезвонит.
– Рада с тобой познакомиться. Во сколько можно перезвонить, чтобы поговорить с твоим братом?

Шисуи отвечал на автомате, забыв о привычных правилах и не понимая, от чего так гулко бьется в горле сердце. Напоследок женщина сказала, что ее зовут Учиха Микото.

Но даже после прощания, когда раздался щелчок прерванной связи, Шисуи продолжать держать телефон в руке. Слезы тихо скатывались вдоль носа и капали на тетради, но он даже не замечал их.

...
Ответов ждать долго не пришлось. Обито рассказал, что Микото–сан приходится им двоюродной тетей, что у нее есть двое сыновей, чуть младше Шисуи, что их родня переехала в Токио из Киото – отец семейства открывал здесь собственный бизнес. Через неделю на выходных Обито сказал, что поговорил с Микото-сан. Она предложил Шисуи погостить у них. Обычно Шисуи отказывался от таких предложений: все его сверстники казались ему странными. Они беззаботно играли, шутили, смеялись, дразнились… Но в этот раз Шисуи согласился: он очень хотел познакомиться с женщиной, которой принадлежал голос Учиха Микото. Он заверил старшего брата, что сопровождение ему без надобности и поехал в соседний район самостоятельно, хотя со стороны это смотрелось дико – ребенок, один-одинешенек, посреди шумного мегаполиса. Шисуи знал, что нарывается на неприятности и что любой полицейский может остановить его, увезти домой и, не приведи, выписать Обито штраф… как там говорилось… за недосмотр за ребенком. Но желание отвязаться от опеки, показаться самостоятельным было сильнее.

Это противоречие съедало изнутри: одиночество претило ему, но стало неотъемлемой частью жизни; он настолько привык быть один, что не знал, как можно существовать иначе. Но ему хотелось получать больше внимания от занятого брата.

Дорога привела его в небольшой жилой квартал. Дома здесь стояли отдельно друг от друга, окруженные небольшими садами наподобие европейских городков. Не так далеко от автобусной остановки, но словно попал в другой мир. Шисуи немного нервно осмотрелся по сторонам, но все-таки собрался и пошел искать нужный дом. Почему-то воображение отказывалось рисовать притягательный женский образ. Шисуи намеренно оттягивал момент встречи, то медленно поднимаясь по лестнице, то стоя перед дверью, но когда впервые увидел ее, цинично подумал, что ее детям чрезвычайно повезло с матерью. Микото–сан так и светилась жизнью, а еще у нее были очень добрые глаза.

А за подол ее домашнего платья цеплялся черноволосый мальчик, с любопытством рассматривающий нежданного гостя.

– Добро пожаловать, Шисуи–кун, – Микото–сан тепло улыбнулась, кажется, совсем не смущенная тем, что он приехал один.

– Здравствуйте, – Шисуи никогда не страдал от смущения, но сейчас он не знал, куда деть глаза. В конце концов, оглядев вдоль и поперек весь коридор, он уставился на мальчика. Тот уставился на него в ответ.

– Саске, будь вежливым, поздоровайся с Шисуи, – по-доброму попеняла ему Микото-сан. Саске немного виновато посмотрел на мать.

– Привет? – неуверенно спросил он и тут же, словно постеснявшись своей смелости, ракетой исчез в глубине дома. Микото-сан рассмеялась и провела гостя в гостиную, сообщила, что скоро вся семья будет в сборе, предложила подняться в комнату своего старшего сына – Итачи, но Шисуи вежливо отказался. Микото-сан извинилась и убежала на кухню – оттуда тянулся притягательный аромат.

Домашняя обстановка понравилась Шисуи: в гостиной чувствовался ненавязчивый уют, чистота гармонировала с той долей беспорядка, в котором видишь, что дом живет насыщенной семейной жизнью – повсюду лежали игрушки и книжки, перед телевизором на журнальном столике – утренняя газета. Шисуи немного побродил около стеллажа с книгами, заинтересованно разглядывая корочки томов, потом присел на диван, продолжая изучать книги издалека, – ему не хотелось без разрешения залезать в чужой шкаф, но идти спрашивать разрешения у Микото-сан тоже не хотелось. В первый раз в чужом доме он чувствовал себя немного не в своей тарелке.

Однако долго в одиночестве ему сидеть не пришлось. На пороге гостиной вскоре объявился Саске, осмотрел взглядом юного партизана территорию, стараясь лишний раз не смотреть на гостя – его взгляд был направлен куда-то вбок. Шисуи проследил за его взглядом и увидел корешок припрятанной под диванную подушку книги – судя, по обложке, со сказками. Выяснив, что мальчику надо, Шисуи вытащил книгу и протянул ему.

– Держи.

Саске продолжал стоять на месте, подозрительно рассматривая нового знакомого. Невооруженным глазом было видно, что сомнения прямо-таки прогрызают уверенность мальчика. Он сделал несколько шагов к дивану, пристально наблюдая на Шисуи, будто тот сейчас набросится на него и съест.

– Пусть… там лежит, – наконец заявил он и быстро изменил траекторию движения, исчезнув за креслом, откуда последовало легкое шебуршание. Вскоре Саске вновь появился в поле зрения Шисуи, неся перед собой большого зеленого дракончика, который едва не был больше его самого. И, кажется, собирался использовать игрушку как «живой» щит против внезапных нападений. Шисуи внезапно почувствовал, что улыбается.

– Хочешь, я почитаю тебе? – и встретив полный недоумения детский взгляд, улыбнулся еще шире. – Ты же еще не умеешь читать, да?

Вопрос, кажется, сильно задел Саске.

– Меня нии-сан учит, – недовольно пробормотал он – видимо, признаваться в своем невежестве было неприятно. – А ты сможешь ее прочитать?

– Конечно, мне уже двенадцать, – пожал плечами Шисуи. Видимо, возраст убедил Саске в его способностях. Он раскрыл книгу на закладке и протянул обратно. Сам Саске сел от него на некотором расстоянии, сжимая в объятиях своего любимого дракончика. Однако через несколько минут он внезапно переместился к Шисуи, устроился рядом и начал задавать вопросы.

Шисуи, кажется, не успевал прочитать предложение, как следовал новый вопрос. Саске не просто его слушал – сам того не понимая, он вслух пытался понять, что происходит в книжке. При этом смотрел на Шисуи большими любопытными глазами, явно ожидая, что он знает ответы на все его вопросы.
Шисуи никогда раньше не приходилось заниматься анализом взаимоотношений героев детской прозы, но, имея по литературе твердые сто баллов, он считал себя достаточно умным, чтобы объяснить ребенку простые истины.

Как оказалось, иметь высший балл – еще не значит быть образованным.

Его спас случай. Приветливо прозвенел дверной звонок, и послышались торопливые шаги Микото–сан. Саске тут же вскочил с насиженного места и, всучив ничего не понимающему Шисуи своего любимого дракончика, перемахнул через спинку дивана и рванул в коридор – только пятки и засверкали.
Дракончик оказался теплым после крепких объятий Саске. Шисуи немного повертел мягкую игрушку в руках, затем отложил в сторону и направился в сторону коридора, чтобы своими глазами взглянуть на прибывших. Фугаку–сан, перемолвившийся с женой парой слов насчет обеда, направился вверх по лестнице. Шисуи невольно сделал шаг назад в комнату, чтобы острый проницательный взгляд главы семейства не заметил его: от строгого выражения его лица Шисуи стало немного не по себе. Затем он вновь с любопытством выглянул в коридор.

Итачи в свои десять выглядел самым обычным ребенком. Правда, у него было настолько по-детски серьезно, что мог сойти за ровесника Шисуи. Однако внешняя неприступность не помешала ему вежливо поздороваться с Шисуи. При этом вокруг него волчком вертелся младший брат, которому явно нетерпелось рассказать, что же произошло с героями рассказа.

Не сказать, что они нашли общий язык в первый же день. Шисуи не подпускал к себе нового знакомого, а Итачи, интуитивно чувствуя его нежелание общаться, благоразумно не лез на рожон. Подобное невнимание к своей персоне одновременно и радовало, и расстраивало Шисуи. Он видел, с каким терпением и вниманием Итачи выслушивает Саске, даже когда тот несет полную околесицу, и волей-неволей ему тоже захотелось этого внимания.
Шисуи стал приезжать к ним каждые выходные. Обито вначале беспокоился, что слишком частые визиты являют собой верх неприличия, но Микото–сан успокоила его, заверив, что они всегда рады видеть их обоих в своем доме.

Еще она тонко намекнула Обито, что, являясь квалифицированным психологом, может помочь Шисуи «раскрыться» и избавиться от этой внешней отчужденности, которая так его беспокоит.

Микото, правда, не стала упоминать, что психолог-то Шисуи и не нужен. Будучи матерью двоих детей, она интуитивно чувствовала, что ему не хватает. Внимания и тепла. Мотивацией не согреешься. Школьным вниманием не насытишься. Шисуи не хватало семьи. Вынужденный биться о стекло один, он не привык на кого-то полагаться. Он должен был научиться доверять.

...
Но доверие приходит постепенно, а разница в два года лежала между мальчиками границей. Как ни странно, сначала Шисуи больше общался с Саске. Любознательный ребенок явно признал в нем литературного авторитета и просил позаниматься с ним каллиграфией. Школьной программы ему было мало.

Итачи был слишком занят. Шисуи узнал, что он проводит много времени в конторе отца. Фугаку-сан собирался сделать из Итачи своего преемника.
«Адвокат». Шисуи долго пробовал слово на вкус. Оно отдавало небольшой горчинкой, но все же не вызывало отторжения. Конечно, имея брата-прокурора, он часто слышал много «лестного» об этих людях, но не понимал, что такого плохого они делают.

...
– Кем ты будешь, когда вырастешь? – в тот день Шисуи с Итачи сидели под раскидистым дубом – лето уже хорошо прогрело землю, и мальчишки использовали куртки в качестве подстилки.

– Отец говорит, что адвокатом, – спокойно ответил Итачи.

– А кто такой адвокат? Что он делает? – Шисуи решил найти ответы на свои вопросы из первоисточника. Не станет же Итачи учиться плохой профессии, верно?

– Ходит по судам и защищает людей, – с самым серьезным видом ответил Итачи – он явно повторял слова отца. Шисуи на миг притих, переваривая сказанное. Слово «защита» ассоциировалась у него исключительно с дзюдо.

– И все?

– Нет, адвокаты много работают. Папа иногда на ужин опаздывает. Мама недовольной остается.

– Мой брат тоже много работает. Он работает в прокуратуре.

– Прокуроры и адвокаты воюют в судах.

– Они противники?

– Вроде того.

– А кто выигрывает? Тот, кто прав?

– Не всегда, – с некоторой заминкой ответил Итачи. – Наверное, тот, кто сильнее.

Шисуи нахмурился, потом внезапно его лицо озарилось, и он смерил Итачи довольным взглядом.

– Тогда я тебя точно уделаю в суде.

– С чего бы? – спокойно поинтересовался Итачи.

– Я дзюдо занимаюсь. Я сильнее! – радостно заявил Шисуи. Итачи поднял на него глаза и, не сдержавшись, прыснул. Потом засмеялся. Шисуи засмеялся в унисон с ним – просто так, за компанию. Они смеялись еще долго, не в силах остановиться, даже когда смех стал болью отдаваться в боках. Они останавливались, чтобы перевести дыхание, но стоило им взглянуть друг на друга, как яркий звонкий смех вновь завладевал обоими.

...
В школе даже поползли слухи, что его подменили. Мрачный, серьезный, замкнутый Учиха Шисуи внезапно начал общаться с одноклассниками. Стал много улыбаться, шутить, подкалывать. Иногда из-за его прямолинейности его слегка заносило, и дело могло вполне закончиться легкой потасовкой, но черный пояс по дзюдо обычно отрезвлял потенциальных противников – не всех, но большинство.

Кое-что изменилось. Преподаватели стали реже ставить его в пример, но на высокие баллы глаза закрывать не могли; девчонки перестали вздыхать в стороне и теперь не боялись общаться с объектом своих грез, а мальчишки все еще остерегались задирать – окромя тяжелого кулака у Шисуи оказался еще и острый язык.

Кстати, он получил несколько весьма откровенных любовных писем, но интриг заводить не стал. Взвесил все «за» и «против» и решил, что подумает над любовными откровениями после поступления в старшую школу.

...
Итачи стал рассказывать ему про эту самую мудренную науку – юриспруденцию, правда, что кривить душой, в основном пересказывал слова отца, но, обладая отменной памятью, спокойно цитировал чужие слова, половину из которых сам плохо понимал.

Шисуи приходилось постоянно его останавливать и спрашивать значение всех незнакомых слов. Порой в своих рассуждениях они заходили в тупик и тогда перемещались с улицы в домашнюю библиотеку, где сидели, обложенные словарями и книжками, пытаясь разобраться со взрослыми терминами.

Иногда к ним присоединялся Саске, старающийся во всем подражать брату. Он тоже хотел стать адвокатом, и хотя его желания никто пока всерьез не воспринимал, Шисуи не сомневался, что в один прекрасный день Саске своего добьется.

...
Шисуи не знал, готов ли он признать в Итачи друга. По сути, он и не знал, что такое «дружба». Он хорошо общался с одноклассниками, но ставить с ними в один ряд Итачи с Саске явно было бы неправильно.

Он знал, что всегда может попросить у Итачи дельного совета и тот обязательно что-нибудь да подскажет. Он любил размышлять, искать ответ – даже в тех дебрях, в которых, казалось, искать нечего. Настойчиво. Тщательно. Шисуи это нравилось.

Итачи как-то сказал, что он поражается способности Шисуи быстро сходиться с людьми. Шисуи тогда сильно удивился.

...
В старшей школе он начал встречался с девушкой. Однако вскоре они разбежались. Кроме удовлетворения физических потребностей, в ней не было ничего интересного. А для «ничего интересного» Шисуи не любил уделять много времени, так что любовный фронт, который так боготворили все его одноклассники, остался на уровне свиданий на один раз.

...
Обито восторга младшего брата насчет адвокатуры не разделял, но вмешиваться не спешил – подрастет и еще десять раз передумать успеет, но его уклончивые отговорки только подогрели уверенность Шисуи, что его будущее призвание состоит в том, чтобы «ходить по судам и защищать людей».

...
Он ни с кем не делился своими планами. Хотя, не то чтобы совсем ни с кем…

– Адвокатом? – немного удивленно переспросила Микото-сан, наливая в бокал сок. На улице стояла жара, и Шисуи, едва живой после небольшой прогулки, с жадностью залпом выпил весь бокал. Микото-сан с легкой улыбкой налила еще.

– Ага, – наконец выдохнул Шисуи. – Нам сегодня раздали анкеты в школе, как всегда куча вопросов… ну и куда мы будем поступать после школы. Я думаю про юридический.

– Но ты сказал, что хочешь именно в адвокатуру, – мягко напомнила Микото-сан. – Это отдельная специализация.

– Да… не знаю… просто… мне кажется, это мое, – замялся вдруг Шисуи. – Я, правда, не совсем уверен, что из меня выйдет хороший адвокат.

– А ты попробуй, – предложила Микото-сан, и такая ненавязчивая, но уверенная поддержка окрылила Шисуи. В школьной анкете он крупными буквами написал, что станет самым классным адвокатом по финансовым спорам. Без ложной скромности. «Почему нет?» – спросил он сам себя и начал активно готовится к вступительным экзаменам.

...
Вопреки всем препятствиям он поступил на первый курс престижного Университета Васэда.

...
– Я ничего не знаю – я поступил, на улице праздник, – Шисуи задорно щелкнул пальцами и взвалил на стол пакет, в котором не менее задорно звякнули бутылки. – Везет вам с родителями, уезжают всегда в нужный момент.

– Ты решил весь квартал споить? – Итачи придирчиво заглянул в пакет.

Двенадцатилетний Саске, пытаясь скопировать выражение брата, тоже взглянул на содержимое пакета, но при виде находящейся в ней продукции тут же потерял лицо.

– Эй, это же взрослое! – с недоумением заявил он.

– А мы что, малолетки? – поддел его Шисуи.

Саске, нахмурившись, исподлобья смерил его взглядом. В какой-то момент их детская дружба претерпела некоторые изменения. Постоянные подколки Шисуи и росшая семимильными шагами гордость Саске стали препятствием их общению.

– Хочешь попробовать? – вопрос Итачи ввел в ступор обоих оппонентов, готовых начать новый раунд словесного баттла. Шисуи полным сомнения взглядом посмотрел на алкоголь, потом на Саске, всем своим видом демонстрируя, что спаивать младших братьев нехорошо. Тем более что Саске явно пойдет ва-банк и не отка…

– Давай! – чего и следовало ожидать.

Итачи поднялся со стула и прошел к кухонным шкафам. Саске и Шисуи заинтересованно следили за его движениями: вот из недр шкафа появилась темная бутылка с иностранным названием, вот немного жидкости пролилось в бокал, вот Итачи поднес бокал Саске.

– Попробуй.

Саске недоверчиво понюхал содержимое и с подозрением вскинул глаза на аники.

– Вы это пить будете?

– Вроде этого, не нравится – не пей.

Это только раззадорило Саске, и он залпом выпил жидкость. Через несколько мгновений волшебный напиток подействовал. Саске вытаращил глаза, захлопнул рот рукой и, отставив пустой бокал, вылетел с кухни.

Шисуи большими глазами смотрел на Итачи.

– Итачи, я ничего не смыслю в воспитании, но зачем же так категорично? Ирландским виски?

– Зато теперь он не попросит что-нибудь сильнее сока, – без зазрений совести парировал Итачи, пряча предметы эксперимента обратно в шкаф. Шисуи притих и, вскинув руки в жесте поражения, решил не спорить.

...
Шисуи, осмотрев чердак, подошел к окну, выходящему во внутренний двор дома. Итачи наблюдал, как тот выдергивает затворы из ячеек, распахивает ставни, впуская внутрь ночной зимний холод. Шисуи, однако, на этом не остановился: он выглянул наружу, повертел головой и, не заметив ничего подозрительного, начал осматривать края крыши.

– Шисуи... – догадавшись, что тот замышляет, Итачи попытался его остановить, но Шисуи уже вскочил ногами на подоконник и, потянувшись на руках, исчез из поля зрения.

– Шисуи!

– Да в порядке я, не паникуй, – послышался веселый голос. Итачи вздохнул. Паниковать действительно не стоило, они не раз забирались на крышу – только обычно по лестнице, а не через чердачное окно. Но сейчас Шисуи был под градусом и хотя не подавал признаков дезориентации в пространстве, процент вероятности, что он навернется с крыши, был выше обычного.

Но раззадоривать, как и отговаривать друга не стоило, так что Итачи спокойно подошел к окну, внимательно осмотрел ставни, зацепился и вылез наружу. Шисуи сидел на карнизе, аккуратно придерживаясь за черепицу.

– За мной! – послышался призыв. С этими словами он полез на козырек крыши – благо, наклон был пологим и позволял перебраться на самый верх. Итачи последовал за ним, и вскоре они сидели на самом козырьке, кутаясь в куртки и разглядывая окрестности.

Шисуи, словно ребенок, заворожено смотрел на огни района – на дворе второй час ночи, в домах все уже легли спать, и только одинокие огни фонарей освещали жилой квартал. А за ними переливались огни высоток, где жизнь кипела, бурлила, ошпаривала, но магнитом притягивала.

Шисуи опустил голову и, порывшись в карманах брюк, вытащил пачку сигарет.

– Будешь? – спокойно предложил он. Итачи покачал головой, вежливо отказываясь, но в его глазах не было осуждения, только легкая заинтересованность.

– Ты ведь не куришь, – заявил он, хотя уверенные движения Шисуи свидетельствовали об обратном: пальцы легко ударяли, стряхивая пепел, затяжки проходили без кашля – он это делал явно не в первый раз.

– Я, может, очень хорошо скрываюсь – тебе почем знать?

– От тебя не пахнет, – просто сказал Итачи, и Шисуи, вздернув брови, уставился на него в немом изумлении. – Мне приходилось общаться с курящими людьми, и я тебя заверяю, что от их одежды все равно отдает никотином. Да и матери обоняние гораздо лучше моего – она бы тебя быстро спалила.

Шисуи с улыбкой покачал головой.

– Я когда-нибудь доживу до того судьбоносного дня, когда ты ошибешься в своих предположениях? – он докурил сигарету, аккуратно притушил о козырек и, осторожно положив окурок рядом, выхватил из пачки еще одну.

– Да, все верно, обычно не курю, но сегодня повод есть, – он замолчал, вдыхая свежий воздух. – Сегодня годовщина смерти моих родителей.

Итачи, нахмурившись, искоса посмотрел на него:

– Почему тогда ты здесь, а не дома? Обито знает?

Шисуи продолжал смотреть вперед.

– Да, черт возьми, я должен сейчас быть рядом с ним, – Шисуи чуть вздохнул, будто собираясь с силами, а потом заговорил. Создавалось впечатление, что он не раз мысленно проговаривал этот монолог – слова из него лились потоком, быстрым, сбивчивым, наполненным долго сдерживаемыми эмоциями. – Мы сегодня были на кладбище, и пока приводили в порядок могилы, читали молитвы, все было нормально. А потом черт меня дернул показать ему в машине результаты поступления! Я ведь знал, что он против, я знал, что он не хотел, чтобы я поступал на этот проклятый факультет. Вслух, конечно, ничего такого не сказал, только и повторял раз за разом, что безумно рад за меня, гордится таким результатом – будто сам себя хотел в этом убедить. Я все равно чувствовал, что он фальшивит. Представляешь, он до сих пор не может мне нормально соврать. Он до сих пор винит себя за то, что не уделял мне внимания после смерти родителей из-за учебы и работы, а сейчас, когда мне уже пора самому принимать хоть какие-то решения, он воспылал заботой и опекой! Очень вовремя!

Шисуи замотал головой, тяжело дыша. От него несло алкоголем.

– А сам? Ты хотел? – тихо спросил Итачи.

– Не хотел – не поступал бы, пошел бы в рядовые менеджеры, пополнил запас токийского офисного планктона... Это ты все виноват, так красиво рассказывал про все этих адвокатов, провел такую охренительную пиар-акцию, что я уже точно для себя решил, куда я буду подавать документы. Ну и..., – тут в его речи возникла заминка, словно он некоторое время раздумывал, стоит ли озвучивать мысли вслух, – ... помимо того... я подумывал, что здорово будет работать вместе, что около тебя будет человек, которому ты сможешь доверять.

– Ты мне доверяешь?

– Не доверял бы – не пил бы в твоем присутствии, – недовольно проворчал под нос сомнительный комплимент Шисуи. Энергия, окрашенная в агрессивные тона, потоком хлестала из него. Итачи долго и пристально смотрел на него, потом перевел взгляд на яркие огни впереди. Огни, которые, казалось, были из другого мира.

– Могу сказать только одно. Это твоя жизнь, и только тебе решать, как распорядиться ей.

– Знаешь, странно слышать это именно от тебя, – пробормотал Шисуи и, снова встретив взгляд друга, замялся, – то есть, как бы так сказать… тебе-то никогда свободного выбора профессии не оставляли.

Итачи спокойно выслушал его слова.

– Странно, я думал, что ты хотя бы понимаешь, – Шисуи открыл было рот, но решил промолчать. Внутри заворочалась обида. – Почему-то все считают, что у меня не было выбора. Даже мама иногда пытается ненароком поинтересоваться, нравится мне вообще адвокатура или нет. Для большинства людей это всего лишь тема для сплетен. Идиоты.

Шисуи все-таки закашлялся. Он никогда не замечал за Итачи привычки так открыто порицать кого-то – хотя этим вечером они оба выбились из своих ежедневных ролей, была в этом вина алкоголя или просто обстановка удачно пришлась, а может – все вместе.

– Я просто делаю все, что от меня требуют, но это не значит, что я слепо следую воле родителей. Мне нравится то, что я делаю. Я думаю, из меня получится неплохой адвокат.

Он выговорил это со спокойной рассудительностью, точно речь шла не о его будущем, а об обыденных вещах. Хотя может быть они слишком много значения придают тому, что еще даже не свершилось?

– То же мне «неплохой»! Лучший! – громко заявил Шисуи, замолчал, испугавшись собственного эха – и тут же рассмеялся. – Вот дьявол, я составил целый план, как прикинуться совершеннолетним и попасть в бордель, а там – напиться, накуриться и оттянуться так, чтобы мозги отключило по полной, а в результате...

– Ты напился и накурился у меня дома, – не оборачиваясь, констатировал факт Итачи.

С этим было сложно поспорить. Некоторое время они сидели в тишине, потом Шисуи исподлобья посмотрел на Итачи – тот сидел, обхватив ноги, и смотрел вниз – на расстилающийся перед домом газон. Отросшие до лопаток волосы растрепались от ветра.

Это случилось два года назад. Саске бежал вниз по лестнице с бумагой и ножницами (кажется, что-то мастерил для школы), споткнулся и полетел вниз. Благо, проходящий мимо Итачи успел поймать малолетнего сорванца, пока тот не пересчитал носом ступеньки. Но только вцепившийся в брата Саске ненароком зацепил того ножницами и поранил щеку. К счастью, разрез был небольшой: Микото-сан сама обработала его и не стала вызывать врача. Только после этого случая Итачи наотрез отказывался стричься – ни дома, ни в парикмахерской. Фугаку неповиновение сына явно пришлось не по душе, но Микото-сан, после нескольких приватных бесед с сыном, объяснила, что дело далеко не в подростковом бунтарстве.

Насильственная стрижка могла сильно повредить Итачи. Микото вступилась за Итачи и доказала, что психическое здоровье ее сына гораздо важнее заскоков его отца и плевать она хотела, что там подумают в «престижном адвокатском обществе».

Конечно, слова были более дипломатичными, но смысл – один в один. Пораженный яростным сопротивлением со стороны жены, Фугаку со своими претензиями отступил, с тех пор в их семьи никто не поднимал вопрос о стрижке Итачи.

Шисуи никогда не спрашивал, что же так пугает друга – не хотел навязываться. Захочет – расскажет.

– Спасибо тебе, – пробормотал он, вновь переводя взгляд на далекие огни бизнес-района.

– За что?

– За то, что мозги вправил, - Шисуи отложил еще один окурок. Пятый. Хватит.

– Можно ненадолго позаимствовать твое плечо, - Шисуи грустно улыбнулся, - пожалуйста?

Легко идти по проторенной дороге, но избирать свой дальнейший путь непросто. После таких разговоров он чувствовал уверенность в себе; он знал, что справится.

– Можно. Только не засни.

Некоторое время они снова смотрели вдаль. Там гудели машины. Там бродили люди. Мегаполис манил к себе.

– Эй, – пробормотал Шисуи себе под нос. – А если ты станешь лучшим адвокатом и возглавишь ваш семейный бизнес, ты же выделишь мне отдельный кабинет?

– Выделю, но бара там не будет.

– Зараза.

...
Родительская чета приехала на следующий день после обеда, но из бодрствующих в доме оказался только Саске. Шисуи с Итачи еще крепко спали.
Микото обнаружила за мусоркой наспех припрятанные пустые бутылки и, заварив крепкий зеленый чай, пошла будить юных экспериментаторов. Лучше обеденное похмелье, чем вечернее.

...
– Я сдал уголовный процесс! – громкость появления студента четвертого курса Учиха Шисуи в библиотеке университета вышла за все установленные местными правилами рамки. Заведующий библиотекой давно записал шумного студента в список своих личных врагов и старался не подпускать того к святая святых на расстояние одного корпуса.

Несколько пар глаз оторвались от конспектов и воззрились на нарушителя спокойствия в немом благоговении – уголовный процесс считался одним из самых непростых дисциплин, а строгие преподаватели, выжимающие из студентов последние капли интеллекта, ничуть не способствовали повышению его имиджа. Сидящие в тесном кружке девушки зашептались и активно зашелестели конспектами, ломая головы, с каким вопросом можно подкатить к красивому четверокурснику, при этом не выглядя полными дурами.

Для второго курса сэмпай давно стал частым гостем, и благодарить за столь частые визиты надо было их однокурсника, Итачи. Он сидел немного в стороне от всех остальных и лениво пролистывал кодекс, явно для того, чтобы просто не выделяться из толпы, а не для изучения содержания.

– Итачи! Я сдал процесс! – Шисуи тут же оказался рядом с ним.

– И с какой попытки? – смешать в одном вопросе спокойствие и ехидство мог только Итачи. В один миг благоговейная атмосфера разбилась в крах.

– Прекрати придираться, сдал и сдал, порадовался бы лучше за меня! – возмущенно воскликнул лучший друг, заходя за спину и заглядывая в книжку. Он сделал это специально, прекрасно зная, что Итачи не нравится, когда кто-то стоит вне поля его зрения. Итачи, нахмурившись, просто откинул голову назад, и длинный хвост волос, соскользнув со спинки стула, задел кончиками пол. Шисуи, наклонившись вперед, с укором смотрел на него. – Ты всего равно знаешь этот кодекс наизусть вместе с составителями и издателями. Пошли гулять!

– Там холодно, – категорически ответил отказом Итачи.

– Мне совершить действия насильственного характера, чтобы ты пошел со мной? – хитро улыбнулся Шисуи. Половина студентов оторвалась от конспектов и явно прислушивалась к продолжению.

– Ты собираешься сделать это при свидетелях? – отбил Итачи, заинтересовав вторую половину. В общем, за окончанием словесной битвы теперь следил весь второй курс и пара затесавшихся в зрители библиотекарей.

– Свидетели на моей стороне, потому что по законам университетской субординации я являюсь сэмпаем, следовательно, мои желания весомее твоих.
Итачи хмыкнул.

– Возьми университетский устав и ткни мне в тот пункт, в котором говорится про чьи-то желания.

– Зараза, – прошептал под нос Шисуи, но достаточно громко, чтобы аудитории было слышно. – Хорошо, это дружеская просьба.

– И что это меняет?

– Я взываю к твоей совести! И давай ты не будешь рассказывать мне сказки, что отдал ее под залог. Пойдем! Обещаю не мучить подробностями, как я сдавал уголовный процесс, и отпустить до начала экзамена.

Естественно, не прошло и часа, как Итачи был в курсе за все подробности сдачи нелегкого экзамена.

...
Шисуи подозрительно наблюдал, как Обито вертится на кухне. Он был сам не свой. Хотя иногда подобное периодически происходило, но этот случай выделялся на фоне остальных.

– Шисуи, у меня к тебе серьезный разговор, – Обито весь извелся, явно не зная, куда себя девать – он налил себе чаю, попробовал, вылил в раковину, открыл холодильник, смерил взглядом ужин, ужин инертно смерил взглядом его…

– Ты женишься, – спокойно констатировал Шисуи.

– А? Да, и поэтому... – Обито завис и резко развернулся на пятках. – Откуда ты знаешь?

Шисуи почувствовал себя оскорбленным до глубины души.

– Ты меня сам водил на прошлой неделе в ресторан, знакомить с «коллегой». Я прямо не знаю, обижаться мне или нет на то, что ты считаешь таким недалеким, страдающим слепотой идиотом?

– Прекрати паясничать, я серьезно!

– Представь себе, я тоже! В твоих прокурорских историях почему-то Нахара–сан упоминается в три раза чаще, чем Намикадзе–сенсей и Хатаке–сан. У меня еще, конечно, нет высшего юридического образования, но дважды два я сложить в силе.

Обито отвернулся, дыша как кипящий чайник, – того и гляди, пар из ушей пойдет.

– И как тебе она? – осторожно поинтересовался он.

– Очень милая женщина, тебе чрезвычайно повезло, что она снизошла до тебя своим вниманием.

– Шисуи!

– Я вообще уже года три жду, когда вы дозреете до свадьбы. У меня остался только один вопрос, на который я очень хотел бы знать ответ.

– ...?

– Вы уже запланировали медовый месяц? Я успею за это время арендовать скромную жилплощадь?

– Шисуи!

А Шисуи улыбался, наблюдая за своим таким непривычно возбужденным старшим братом. Он был рад за него. Хотя и не понимал, с чего делать из свадьбы трагедию?

...
Свадьба состоялась через полгода. Обещания Обито о скромном и тихом празднике «только для семьи» давно отправились в небытие, уступив место традиционной японской свадьбе. Арендованный банкетный зал был полон – все спешили поздравить молодоженов – причем процентов восемьдесят гостей были коллегами из прокуратуры. Шисуи с иронией мысленно заметил, что можно было с таким же успехом сэкономить на отдельном помещении и отпраздновать великое событие в прокуратуре – все равно разницы никто бы не заметил.

– Не делай такое кислое лицо, – посоветовал Итачи. Он стоял, облокотившись о косяк, и аккуратно держал бокал с шампанским – явно для вида. Кто-то слишком смелый попытался уложить его волосы с помощью фиксатора, но необузданные пряди потихоньку выбивались вперед, да и привычка Итачи постоянно теребить волосы не способствовала сохранению стараний горе-парикмахера.

– Оно не кислое, оно скептическое, – поправил его Шисуи. – Я боюсь всех этих людей из прокуратуры. Они все успели подойти ко мне поздороваться и поздравить со свадьбой брата.

И он продемонстрировал полный карман визиток. Итачи заинтересованно пробежал взглядом по нескольким именам и быстро процедил:

– Не вздумай выкидывать – ты только что собрал справочник телефонов прокурорской системы Токио.

– Меня просто напрягает, что меня заочно знает столько людей, – проворчал Шисуи, выдернув бокал из рук Итачи и залпом осушив, – из органов.

– Это же прокуроры, не следователи. И даже не полицейские.

– Спасибо, друг. Для меня, недо-адвоката, это прозвучало как приговор.

– Иметь старшего брата-прокурора – уже приговор, – не отличился сочувствием Итачи.

Шисуи вздохнул и снова уставился на гостей, среди которых ярким пятном выделялось белое кимоно невесты. Обито с Рин стояли рядом со светловолосым мужчиной и над чем-то посмеивались.

Шисуи чуть сощурился, узнавая в мужчине Намикадзе–сенсея, начальника брата. Рядом стояла его жена – женщина с такими насыщенными рыжими волосами, что, казалось, они отливают красным оттенком. Шисуи никогда ничего не понимал в моде, но и без этого видел, что женщина одета с иголочки – ее зеленое вечернее платье выгодно выделялось среди других. Кажется, Обито говорил, что она является известным дизайнером, а ее коллекции, направленные на смешение японского традиционного строгого стиля и вольготного западного, уже получили признание на материке.

В тот же момент к разговаривающим подошел Фугаку-сан с Микото-сан. Намеренно он выбрал момент или нет, но Шисуи интуитивно почувствовал, что за улыбками и показными шутками скрывается нечто большее. Мужчины общались доброжелательно, как старые друзья-коллеги, но явно держали дистанцию. Глава семейства тепло поздравил новобрачных и что-то сказал Намикадзе-сенсею. Тот улыбнулся в ответ.

– А чего Саске не захватили? – Шисуи снова повернулся к Итачи и удивленно вскинул бровь. Итачи снова стоял с полным бокалом.

– Поехал с классом на море, каникулы же.

Шисуи мысленно взвыл. Значит, мелкий где-то отрывается, загорает, а они тут в городе парятся. Он снова выхватил бокал у Итачи и залпом выпил.

– Хватит цивильно таскать бокалы. Здесь что, бутылками не раздают?!

...
Фугаку-сан принял Шисуи в «IS», завалив кучей дел. Новый сотрудник с головой погрузился в финансовые махинации и налоговые споры. Конечно, от детской и непосредственной мечты «ходить по судам и защищать людей» настоящая работа отличалась в разы. Шисуи несколько раз сломал себе мозг на теории, проиграл пару процессов, мечтал, поглощая обед, задушить судебных оппонентов в темной подворотне, но… это были мелочи жизни. Он не ошибся с выбором профессии. Он был в своей стихии.

...
Не успел Итачи окончить университет, как его отец загремел в больницу с тяжелой астмой, вызванной нервным стрессом. Что послужило катализатором болезни, было неизвестно, но руководить «IS» он был не в силах. Последние несколько месяцев делами конторы фактически заправлял главбух.
Итачи со студенческой скамьи взял бразды правления на себя и выяснил, что контора была на грани краха. Просто чудо, что никто не возбудил дело о банкротстве. В бухгалтерии только пожимали плечами, старательно пряча глаза. Похоже, во время болезни бывшего директора здесь завелись паразиты, хорошо подправившие себе финансовое положение за счет чужого бюджета.

Итачи, обучаемый отцом управлению с десяти лет, быстро извел всех. Красиво и грамотно, не заморачиваясь принципами морали. Особо рьяных сотрудников пугал, что подаст заявления на взыскание причиненных «IS» убытков. В большинстве случаев это действовало. Были суды якобы за незаконные увольнения. Шисуи лично присутствовал на паре, хотя и не считал себя великим специалистом в трудовых спорах. Они справились. Но финансовое положение «IS» от этого не восстановилось.

...
В тот день, три года назад, Шисуи понял, что способен ненавидеть. «Со мной все в порядке», – заявил Итачи, хотя сам лежал на больничной койке, и пролежал на ней без сознания два дня. Он избегал смотреть другу в глаза.

Доктор лишь сжал губы и кивком указал на несколько лежащих на столе пакетов – в них была упакована одежда Итачи.

– Здесь осталось столько свежих доказательств, что следствию и бегать долго не придется, – с легкой долей нажима сказал он. – Вы уверены, что не будете подавать заявление?

– Нет, – выдохнул Шисуи, сжимая губы.

Доктор продолжал смотреть на него.

– Это не мое решение, – еще тише процедил Шисуи.

– Если вы передумаете, образцы крови и спермы останутся в нашей лаборатории в течение трех месяцев, потом, к сожалению, согласно инструкции, мы будем вынуждены их уничтожить.

– Крови?

– Да, на одежде остались отпечатки, не принадлежащие потерпевшему.

– Хорошо. Спасибо.

Шисуи встал и направился к двери, считая разговор оконченным.

– Учиха-сан, вы не заберете пакеты?

...
Шисуи сидел в коридоре, не зная, что он должен делать. Белые стены частной клиники будто стягивали разум, мешая нормально думать. На его коленях лежал один-единственный герметичный пакет, который он забрал с собой – остальные попросил уничтожить.

Повинуясь интуитивному порыву, он практически разорвал его, доставая некогда белую рубашку. В нос моментально ударила смесь запахов – они перемешались друг другом, образуя запах борьбы и насилия.

Шисуи держал в руках прямое доказательство преступления – по одной рубашке можно было засадить человека, напавшего на его друга. Но Итачи запретил это делать, но так и не сказал, почему, и попросил не задавать вопросов.

Странный сладковатый запах одеколона смешивался с привычным запахом Итачи. Шисуи стиснул ткань, впервые в жизни чувствуя себя преданным.

...
Шисуи пришлось замещать Итачи в конторе. Он работал не покладая рук, надеясь, что отсутствие ведущего адвоката не отпугнет клиентов. По гражданским делам удалось отложить заседания, по уголовным пришлось привлекать знакомых специалистов на возмездной основе.

Их контора итак привлекала слишком много внимания: не прошло и месяца, как была убита их сотрудница (по заявлению полиции, это никак не было связано с их профессиональной деятельностью), а теперь нападение на Итачи не давали ему покоя.

Итачи попросил обеспечить полную конфиденциальность этого инцидента. В конторе думали, что Итачи отсутствовал якобы по семейным обстоятельствам. Его отец, мать и брат думали, что он в командировке.

Шисуи же пыхтел от злости и надеялся, что у Итачи есть причины что-то скрывать, хотя любопытство брало свое. Он подозревал, что последние события как-то связаны с их крупным заказом – защите попавшегося на наркоте парня-модели, но прямых доказательств тому не было. Шисуи проверил кабинет, но ничего не пропало. Да, были следы борьбы, но он не нашел ничего, что бы указывало на личность нападавшего. Ничего, кроме въевшегося в рецепторы запаха.

...
– С тобой все в порядке? – болезненный хрип раздражал, но при асфиксии иного и не ожидалось. Шисуи замотал головой, но комната тут же поплыла, и он чуть не навернулся со стула.

– Я работал всю ночь. Взял убийственный заказ. Хорошие деньги, но работы до хрена.

Итачи долго смотрел на него. Шисуи и сам знал, что выглядит не первой свежести. Ладно, отвратно. За последние сорок восемь часов он прилег часа на два, выпил несчетное количество чашек кофе, сходил на две беседы с судьями и перерывал тонны бумаг. Хорошо, что процессов на неделе нет.

– Нормально все, даже не думай! Только тот товарищ, которого ты по наркоте защищал, вопит, что ты им пренебрегаешь, но суд начнется только через две недели, время есть. Я предупредил судью, что ты к нему зайдешь за неделю до процесса со всеми бумажками…

– Шисуи.

– Баланс выравнивается, прибыль небольшая, но даю на заклад свой самый красивый зуб, скоро мы встанем на обе ноги. Там как раз Саске нарывается получить лицензию, еще одна головная боль в офисе появится…

– Шисуи, есть проблемы посерьезнее.

Шисуи весь подобрался. Он не знал, что хотел услышать.

– У нас нет «защиты».

«Защита» или «крыша»; территория Токио давно была поделена между кланами якудза. Любая организация, большая или маленькая, успешная или не очень, должна была заручиться поддержкой клана, на территории которого она находилась. В ином случае ее ждало не самое благоприятное будущее. Ограбления, поджоги, нападения на сотрудников. Проще говоря, те, кто не имеют протектората, идут на растерзание мелким бандам. И хорошо, если обходилось без жертв.

– Это плохо. Подожди, ты хочешь сказать... что ты... что тебя... из-за того, что у нас нет какой-то гребаной крыши?

«Гребаная крыша» могла стоить им работы, если не жизней.

– Это официальная версия, Шисуи, если кто-то что-то будет проверять.

Перед глазами поплыло – виновато в этом недосыпание или накрывшее его с головой осознание – Шисуи замотал головой.

– Значит, дело не в «крыше»?

– Не совсем.

– Ты мне не расскажешь?

– Нет.

И снова чувство преданности затопило его. Он отвернулся. Но следующие слова Итачи отрезвили его, и от прежней разрастающейся в груди ярости не осталось и следа.

– Я не собираюсь извиняться. Я не хочу, чтобы ты пострадал. Но если ты мне доверяешь, то можешь помочь.

...
На следующий день Шисуи пришел снова и получил четкие указания от Итачи, с кем он должен связаться. Шисуи не стал задавать вопросов.

Так он познакомился с Ки – красивой женщиной с необычными глазами. Она была их координатором в штабе УРОБ.

А спустя месяц он получил свой позывной – Рей, призрак, связующий между агентом по внедрению и УРОБ, занимающейся расследованием преступной деятельности триумвирата «Акацки – Хэби – Нэ».

...
Официально расследование было возбуждено для ликвидации угрозы семье Учиха. Шисуи предполагал, что это лишь отмазка, и за операцией стоят какие-то иные цели, о которых он не знает. Об этом говорил размах операции – три года.

Итачи должен был внедриться в основной состав «Акацки» и передавать информацию о всех планах преступной группировки в штаб. УРОБ знал всех организаторов банды, но для уголовных дел якобы не хватало доказательств. Также они хотели вычислить все банды, организации, людей, которые работали на «Акацки». А проще всего это будет сделать изнутри. Как только доказательная база будет собрана, «Акацки» будут ликвидированы, со всеми своими дилерами и поставщиками.

В то же время последствия ликвидация будут переживать ближайшие соратники «Акацки» – «Хэби» и «Нэ», преступные группировки, образовавшие триумвират прямо в центре Токио и поставившие под сомнение власть местных кланов якудза.

«IS» также должна была обеспечивать «Акацки» поддержку – в части юридических услуг. Их очень вовремя подловили. Фирма с сильными юристами, но без «крыши». «Акацки» обеспечивает защиту, фирма работает на благо и в интересах группировки.

Шисуи узнал, что ранее в адрес «IS» поступали угрозы, о которых Итачи почему-то решил умолчать. И что их сотрудница была убита именно для запугивания. Так сказала Ки.

После ликвидации «Акацки» УРОБ использует свои связи, чтобы обеспечить «IS» временный протекторат от якудза, пока их «специалисты» не проведут переговоры с представителя местного клана. Ки считала, что с этим проблем быть не должно, а на сотрудниках самой фирмы эта история никак не отразится. Главное – соблюдать конфиденциальность и не задавать лишних вопросов. Последнее пожелание было адресовано непосредственно Шисуи.
Вся эта история очень дурно пахла, но несмотря на все свои сомнения, Шисуи не задавал вопросов.

...
Итачи выписали из больницы, о произошедшем напоминали только крохотные рубцы на его шее. Вскоре он стал посещать собрания преступной группировки, передавал информацию Шисуи, а тот связывался с Ки. Иногда Итачи сам выходил на Ки, когда считал, что обстановка не повлечет разоблачения. Зато никакие якудза к ним и не пушечный выстрел не подходили. Все-таки влияние «Акацки» давало о себе знать.
Вскоре все финансовые проблемы «IS» канули в прошлое, контора полностью обновилась и стала приносить стабильный доход.

Первое время Шисуи ходил сам не свой, шарахаясь от каждой тени. Он записался на курсы стрельбы, получил лицензию на хранение оружия и прикупил себе пистолет. Большой пользы от него не было, так как носить его с собой постоянно Шисуи не мог, но на душе стало как-то спокойнее.

Итачи же не выказывал никакого беспокойства. Будто и не произошло ничего. Много работал – причем явно себе в удовольствие – от клиентов отбоя не было. И только иногда неловко прикасался к шее, а когда печатал, снимал с безымянного пальца кольцо с красным камнем, в глубине которого иногда можно было увидеть отблеск иероглифа.

Микото-сан все также ждала их в гости по выходным, будто они были все теми же неугомонными мальчишками, которых приходилось пинками гнать из библиотеки на улицу. Ее зрение стало падать, но ум остался таким же острым, как и раньше, а улыбка – такой же теплой и доброй.

Фугаку-сан прошел курс лечения и большую часть времени проводил дома. Врачи категорически запретили ему заниматься любой деятельностью, которая сопровождается нервными стрессами, так что один из самых известных адвокатов Токио отошел от дел – к радости своих оппонентов. Впрочем, радоваться пришлось недолго – Итачи быстро дал всем понять, что по сравнению с ним споры с его отцом были лишь цветочками.

Но были и те, кто действительно выражал самые искренние сожаления болезни старого адвоката. Слухи твердили, что действующий генеральный прокурор, Намикадзе Минато, якобы заезжал проведать бывшего оппонента – как в больницу, так и домой. Но подтверждения тому не было, и всем недоброжелателям снова пришлось заткнуться.

Но Фугаку-сан без дела не остался, решив поделиться своим богатым опытом в уголовном судопроизводстве с другими. Он начал писать статьи, а его адвокатская репутация дала ему «зеленый свет» во многие престижные журналы.

Иногда в его почтовом ящике можно было найти приглашения выступить на семинарах в Токийском университете, но на них всегда следовал вежливый отказ.

Саске учился в Университете Васэда, поражая преподавателей умом и сообразительностью, а своих сверстников – красотой и внешней недоступностью. А иногда и наоборот.

Обито с Рин думали о ребенке. Им обоим было за тридцать пять, и врачи советовали пройти курс анализов, для уверенности, что беременность не повлечет тяжелых последствий. Но оба были так преданы работе, что все время откладывали задуманное «на потом».

Триумвират «Акацки – Хэби – Нэ» постепенно вытеснял влияние кланов якудза.

Эпилог. Три года спустя.

– Саске получил лицензию? Надо хоть поздравить мелкого, – Шисуи отложил дело и сел на широкий подоконник рядом с Итачи.

– В последний раз, когда ты его «поздравлял», у него было адское похмелье.

Шисуи довольно улыбался. Споить Саске он считал делом чести.

– Я слышал, что он к тебе переехал.

– Я тоже нечто подобное слышал, – с самым серьезным видом подтвердил Итачи. Шисуи закатил глаза.

– Саске тебя даже не спросил! Вот мелочь зазнавшаяся! Знаешь, я думаю сходить в храм. И попросить богов об одном-единственном желании – чтобы в Японии нашелся человек, который вытрясет из него его чертово самомнение. Хотя бы три четверти. Прости, но ты его слишком балуешь.

Итачи покачал головой и перевел взгляд в окно. Было темно. Они снова засиделись допоздна. Некоторое время они просто смотрели вдаль. Там гудели машины. Там бродили люди. Ночной мегаполис жил собственной жизнью.

На следующий день все утренние каналы передали срочные новости об убийстве Шимуры Данзо. А еще на следующий день Саске столкнулся в суде с помощником прокурора, не вписавшимся в разворот.